Дмитрий Морев
Критические оценки вынесенного недавно Постановления КС по делу ЮКОСа (от 19.01.2017 года) сводятся либо к вульгарному «куда это мы со свиным рылом-то в калашный ряд», либо к романтическим размышлениям о том, что проигнорировав универсальный подход ЕСПЧ к толкованию Конвенции о защите прав человека и основных свобод, мы упустили ещё одни шанс на пути к формированию эффективного отечественного правосудия.
Непосредственным (хотя и несколько преувеличенным) продолжением такой логики является вывод о том, что — признай и исполни мы это Постановление, а также выплати ещё 50 млрд. по иску ЮКОСА, связанному с предполагаемым нарушением Энергетической хартии – это стало бы принципиальным шагом к высокому качеству правосудия и правосознания, к тем самым «общим европейским ценностям».
Для меня все это очень по-русски и вполне укладывается в концепцию отечественных западников 19 века — при всем уважении к отдельным из них (Чаадаеву, например). Которые считали что, европейские общественные и правовые идеи – универсальные и единственно приемлемые для всех народов мира. Не споря с этим, тем не менее, вспомним, куда привели эти идеи Россию 100 лет тому назад.
Большевики, самые радикальные западники отечественной истории, бесповоротно приняли европейский марксизм, а вот сама Европа от него отказалась. Причем вовремя, исходя из реалий и специфики СВОЕГО развития. Ну а мы продолжили утверждать УНИВЕРСАЛЬНЫЕ коммунистические ценности (отвергая любую национальную специфику) и уверенно двигаться к бесклассовому обществу всеобщего благоденствия.
Но это, конечно, отступление, а по делу вот что.
«Исторический» подход Конституционного суда в деле ЮКОСА предлагает учитывать истоки спора и утверждает приоритет Конституции РФ, как высшего источника прав и свобод российских граждан. При этом, такой же приоритет, по мнению КС, имеют конституционные истолкования положений российский законов.
Кто-то скажет, что такой подход – революционная целесообразность, игнорирование «универсальных» ценностей, попытка ограничить общепризнанные гуманитарные вещи.
На мой же взгляд это – фактическая осмысленность, признание идентичности собственного правопорядка и его истории.
Формализм правоприменения не выдерживает критики и обычно отвергается правовыми системами. Право и правоприменение всегда отражают национальную специфику – об этом говорит историческая школа права и это подтверждает практика. Вспомним, например историю английского траста, который являлся ответом на специфические (национальные) потребности в социальной стабильности.
Права человека – институт, безусловно, всеобщий и требует сходного международного понимания, но окружающий нас мир до сих пор неоднороден. Если одни общества находятся на стадии постиндустриального развития с присущим ему либерализмом, хорошо усвоенным общественным сознанием, то другие все еще пребывают в индустриальной или даже классической стадии с соответствующими идеологическими представлениями.
Россия «застряла» где-то посередине, растянувшись между постмодернизмом и классикой, проявлением чего является не только право, но и резонансные общественные дискуссии – например, о свободе творчества (Райкин/Залдостанов); о судьбе Исаакиевского собора (РПЦ/общественные активисты) и т.д и т.п.
Привести все современные общества к единому знаменателю, основанному на абсолютном либерализме, в том числе, в вопросах правоприменения – невозможно и даже опасно. Особенно опасно, когда это идет в разрез с общественным сознанием и доминирующей национальной идентичностью.
Постановление ЕСПЧ по делу ЮКОСА это, как раз, образец универсального постиндустриального видения прав акционеров (инвесторов) – они мыслятся как абсолютные, не допускающие ограничений специфическими национальными подходами — в данном случае к истолкованию сроков давности по налоговым правонарушениям, а также к институту штрафа за неисполнение судебного акта (исполнительский сбор).
Судьи ЕСПЧ не видят необходимости учитывать национальные подходы в деле ЮКОСА, считая их заменимыми на европейские «универсализмы». Результатом этого является удовлетворение интересов одной группы граждан (акционеров и менеджеров ЮКОСа) за счет российского общества, то есть всех остальных граждан России.
Кроме того, отказываясь учитывать конституционный смысл российских законов, ЕСПЧ ставит под сомнение важные институты и концепции российского правопорядка – в данном деле это добросовестность налогоплательщика и ответственность за уклонение от исполнения судебного акта. Это имеет далекоидущие последствия – не сомневаюсь, что наиболее продвинутые «защитники» частного интереса в налоговых делах вскоре станут ссылаться на это Постановление ЕСПЧ, как ограничивающее применение концепции оценки добросовестности налогоплательщика в фискальных спорах.
Мы все испытываем вполне объяснимый скепсис по отношению к российскому государству и разным ветвям его власти — коррупция, административный произвол, низкий уровень государственного управления – все это не добавляет им авторитета. Однако это не означает, что какие-то отрасли нашей жизни (в частности правоприменение) следует отдать во внешнее управление.
Судьи ЕСПЧ – не Боги. Они люди с присущими им субъективными представлениями и восприятиями. Давление на них оказывает как постиндустриальная зашоренность (с её глобалистскими настроениями), так и определенная предубежденность к России и её правовой системе, которая обычно выливается в очень упрощенное доказывание нарушений Россией Конвенции о правах человека (а также в презумпцию вины России во всем, что ей вменяется заявителями). Этого тоже нельзя не учитывать, оценивая акты ЕСПЧ.
Конституция РФ, законы РФ, с учетом выявленного конституционного смысла, должны являться той основой, на которой будет формироваться идентичный российский правопорядок и к которому мы обязаны относиться с уважением. И это не отменяет приоритета международного права и правосудия, но предполагает необходимость учитывать права российских граждан, как их понимает Конституция РФ.