Дмитрий Морев
В последнее время появилось несколько экономических дел разного профиля (в основном — налоговые и банкротные) которые ставят под сомнение эффективность старинного способа прикрытия фиктивной операций вывода активов — с помощью её фрагментации.
Суть такого способа сводится к замысловатой схеме, состоящей из нескольких сделок, в которых участвуют разные структуры, при этом каждая из частей всей этой головоломки кажется самостоятельной и законной, а выявить их общую взаимосвязанность, пользуясь формальными механизмами (аффилированности, взаимозависимости, группы лиц), не представляется возможным. Или вернее кажется слишком смелым.
Но ничто не вечно под луной – по мере того, как усложняются различного рода фиктивные схемы и расширяется их применение, изменяется и практика – административная и судебная. И не то, чтобы фискалы, арбитражные управляющие или судьи вдруг стали лучше видеть все это (полагаю, видели и раньше) — просто появилась возможность, пользуясь принципами права и концептуальными подходами, а также механизмом возложения бремени доказывания на недобросовестную сторону, пресекать все эти схемотехники.
Одним из ярких пример на эту тему стало недавнее Определение СКЭС № 305-ЭС15-12239 (А40-76551/2014). Дело уже неоднократно прокомментировано – суть его в выводе недвижимости и денежных средств банка (находящегося на грани банкротства) по двум разным, но одинаково фиктивным сделкам. При этом выведенные денежные средства банка, сделав круг, были использованы на погашение долга покупателя недвижимости перед самим банком. Нижестоящие суды оценивали только часть этой схемы – продажу актива, но тут все в порядке – имущество передано, денежные средства получены. И только ВС (Экономическая коллегия) согласилась с тем, что – «да» деньги-то получены, но не получен доход (эквивалентный проданному имуществу), поскольку это деньги самого банка. В этом то и заключается ущерб причиненный кредиторам Должника. Для того чтобы прийти к этому выводу нужно было объединить разные (но встречные) части схемы, преодолеть формальную ограниченность доказывания, фактически признав ранее казавшиеся «нестандартными» доказательства – относимыми и достоверными.
Еще один случай выявленной и пресеченной «многоходовки» продемонстрировали суды в деле № А51-4996/2015, но тут, что отрадно в ситуации разобрались уже апелляционный и кассационный суды. Правильность подходов подтвердила СКЭС.
Ситуация тоже незамысловатая – владельцы крупного автодилера, не дожидаясь конца налоговой проверки и принудительного взыскания налога — результата был предсказуем и печален — решили перевести весь бизнес (виды деятельности, клиентскую базу, соглашение с производителем, сайт, трудовой коллектив) на другую структуру, одновременно передав ей необходимые объекты недвижимости.
Передачу зданий, однако, решили подстраховать – использовать промежуточное звено и заготовленный «канал» кредиторской задолженности перед банком. Банк уступил требования к старой компании на промежуточную фирму, та получила по отступному все имущество старой компании, после чего передала его …банку, а он соответственно в аренду – новой компании.
Опять же если посмотреть на все эти сделки с формальной точки зрения – то серьезных вопросов не возникает – ну какая-то хаотичная коммерция, но та это и бизнес.
Но вот ряд второстепенных моментов – неформальная (в смысле не корпоративная), но очевидная связанность банка со всеми участниками этого «хаоса», личностные переплетения, и не имеющее внятного объяснения круговое движение недвижимости, закончившееся переходом в собственность банка и последующей передачей в аренду новой компании – все это позволило предъявить претензии пп 2. п2. ста 45 НК именно Банку, как очевидному инициатору и бенефициару все этой схемы (то есть ему пришлось таки заплатить за того парня).
Что объединяет эти несколько разные по фактуре и правовой сфере дела.
Многое.
Во-первых, надежда интересантов схем на то, что формальные препоны (в виде необходимости доказывать предусмотренные законом случаи корпоративной взаимосвязи и взаимозависимости) не дадут возможности соединить разрозненные фрагменты, во-вторых уверенность в том, что бремя доказывания всех элементов схемы ляжет на фискалов, а затем и на суд, с чем они справиться не смогут в силу ограниченности доказательственной базы.
В чем же ошиблись схемотехники? А в том, что, как это у них часто бывает, прозевали нарождающиеся изменения практики (опять сработала инерция и надежда на разные «вспомогательные» факторы).
Суть изменений практики в этих делах (как и в ряде других – те же «МИНАЕВСКИЙ», «ИНТЕРОС») сводится к презумпции наличия понятной коммерческой цели в любой предпринимательской операции (в качестве которой не может выступать ни налоговая экономия (сама по себе), ни избежание взыскания кредиторской задолженности).
И если такой цели в операциях не прослеживается на коммерсанта (общество) возлагается обязанность объяснить и доказать её наличие. Налоговые органы (арбитражный управляющий, кредиторы) со своей стороны должны выявить и доказать действительный смысл спорной операции (как они его видят), то есть её направленность на достижение неправомерного результата.
И вот это встречное «движение» выносится на рассмотрение суда, которому и предстоит теперь, изучая большой массив фактических обстоятельств, прийти к выводу — чья версия более достоверна, руководствуясь, опять же соображениями деловой цели.
Но теперь ситуация упрощается — механизмом расширения предмета доказывания, включением в него широко круга объективных обстоятельств, а также уходом от строго формального понимания взаимосвязанности (как случаев описанных в законе).
Пожалуй, это верный путь, наконец-то ставящий всех (кредиторов/должников; фискалов/налогоплательщиков) в примерно равное положение.