Корпоративные споры всегда выделялись из общей массы арбитражных дел, но скорее не своей сложностью, а особенностями правового регулирования этой сферы правоотношений.
Корпоративное законодательство (особенно в сфере коммерческих корпоративных структур) в основном диспозитивное – здесь много отдано на откуп самим участникам соответствующих правоотношений, что естественно и отражает особенности регулирования предпринимательских отношений.
Члены корпорации (участники ООО, акционеры) наделены широкими полномочиями в отношении определения организационно-правовой формы, структуры органов управления, их полномочий, условий и порядка проведения корпоративных мероприятий и одобрения сделок.
Кроме того, участники корпораций имеют возможность вполне легально «обойти» даже те немногие императивные ограничения и требования, которые содержатся в законодательстве, посредством заключения «корпоративных договоров», позволяющих определять порядок осуществления корпоративных прав участниками обществ и обязывающих партнеров по корпорации действовать определенным образом.
Все это законодательное «великолепие», предоставляющее значительную свободу участникам корпоративных образований, однако не исключает периодических споров между участниками обществ, которые доходят до арбитражных судов.
И здесь возникает коллизия – насколько глубоко арбитражный суд должен углубляться в разрешение корпоративного конфликта с учетом принципов диспозитивности этой сферы и свободы предпринимательских отношений вообще. Например, если стороны договора поставки четко не согласовали количество поставляемого товара – сделать за них это суд не сможет, поскольку определение условий договора – это суверенна сфера участников правоотношений и определяется только их волей. Где такой предел в корпоративной сфере?
Многие участники обществ, столкнувшись с безвыходной ситуацией, считают, что суды должны искать выход из «корпоративного» тупика за них.
Характерно, что одним из первых корпоративных дел, рассмотренных СКЭС (после объединения ВС И ВАС РФ) как раз и стал спор, вытекающий из корпоративного конфликта, парализовавшего деятельность коммерческого общества (Определение ВС № 306-ЭС14-14). Суть спора состояла во встречных требованиях каждой из сторон об исключении другой стороны из Общества на основании совокупности недобросовестных действий, препятствовавших деятельности Общества. Тогда судьи ВС указали, что истинной целью обеих сторон является не восстановление нормальной хозяйственной деятельности общества (за счет исключения виновника деструктивных действий), а попытка разрешить внутрикорпоративный (по сути межличностный) конфликт. В условиях фактически равнозначных взаимных претензий (и недобросовестных действий) – такой конфликт не может быть разрешен судом путем исключения кого либо из участников из общества – и они сами должны приложить усилия к прекращения и конфликта и/или совместной корпоративной деятельности (путем выхода из общества или его ликвидации).
Таким образом суд отказал в разрешении конфликта, посчитав это
(в сложившихся условиях) прерогативой самих участников.
Изменилось ли что-то в подходах ВС к корпоративным конфликтам с момента упомянутого спора. Для этого обратимся к текущей практике СКЭС по этой категории дел, проанализировав несколько интересных Определений Экономической Коллегии первой половины 2017 года.
Пределы судебного исследования обстоятельств корпоративного конфликта
В деле №305-ЭС16-10612 (А41-21804/2014) Истцом был заявлен иск о признании недействительной, совершенной дочерним акционерным обществом сделки по отчуждению активов (тоже акций) некоему третьему лицу. В месте с этим, были заявлены и прочие «смежные» требования — признание недействительными решений нового участника Общества и некоторых записей ЕГРЮЛ.
При рассмотрении дела выяснилось, что между участниками спора существует конфликт, связанный с тем, что стороны предоставили взаимоисключающие документы, подтверждающие владение спорными акциями дочерней компании (разные договора купли-продажи). При этом сторонами, в частности заявителем, не представлено выписок из реестра акционеров (на момент совершения оспариваемых действий), которые в соответствии с законом являются единственным допустимым доказательством статуса акционера общества. При этом, Коллегия критически отнеслась к «косвенным» доказательствам владения акциями, которые представил заявитель – материалам и приговору по уголовному делу. В итоге Истцу было отказано в иске со ссылкой на то, что заявителем по такому роду требований может выступать только акционер общества, статус которого Истцом не доказан.
В этом деле СКЭС продемонстрировала строгий подход к определению владения корпоративным активом (акциями), который может быть достоверно подтвержден только одном способом – выпиской из реестра акционеров. Совокупность неочевидных косвенных доказательств не может быть, по мнению СКЭС, обоснованием наличия корпоративных прав.
В этом споре Коллегия подтвердила, что все риски, связанные с нарушением обязательных требований к учету прав на ценные бумаги, ведения соответствующего реестра (и соответственно, подтверждения корпоративных прав) лежат на заинтересованном лице, считающим себя акционером и суды вправе отказать в иске со ссылкой на отсутствие допустимых и достоверных доказательств владения корпоративным активом.
Еще один важный вывод суда – при наличии противоречивых сведений и документов о владении акциями (и отсутствии допустимых доказательств) суд не вправе произвольно определять владельца акций и таким образом разрешать корпоративный конфликт.
В другом деле 305-ЭС16-14771 (А40-169468/2015) спорным вопросом было определение первичности выхода из общества его участников – кто из них ранее подал заявление о выходе. Несмотря на запутанность ситуации, виной которой стало, в том числе, нарушение участниками корпоративных процедур (направления и получения документов), СКЭС посчитала, что в этом случае корпоративный спор должен быть окончательно разрешен судами и не может быть оставлен на усмотрение сторон. Причиной тому стали публичные интересы, которые были затронуты этим спором – выявленная СКЭС противоречивость судебных актов по разным делам (включая этот спор) и правовая неопределенность в вопросе того, кто продолжает являться участником общества, а кто прекратил такое участие, что затрагивает интересы третьих лиц и ставит под сомнения сведения публичного реестра – ЕГРЮЛ.
Таким образом практика СКЭС по корпоративным спорам в вопросе глубины исследования корпоративного конфликта последовательно исходит из следующих положений: (а) разрешение возникшего между акционерами (участниками) общества конфликта не относится к компетенции арбитражного суда, суд призван рассматривать имущественные споры, а не конфликты интересов (б) в корпоративных спорах акционеры (участники) обществ несут повышенные риски, связанные с непредоставлением допустимых и достоверных документов, подтверждающих наличие прав на акции (доли) и соответствующих корпоративных прав; (в) корпоративный спор должен быть разрешен судами по существу в случае (и в той части),_когда он затрагивает публичные интересы и влечет правовую неопределенность в отношении сведений государственных реестров, как достоверных источников информации.
Определение границ диспозитивности при проведении корпоративных собраний
Общие собрания акционеров в акционерных обществах и в обществах с ограниченной ответственностью – крайне формализованы и состоят из большого набора подготовительных действий и собственно процедурных норм, регулирующих проведение собрания.
Однако в случае с непубличными обществами (особенно – ООО) участники в подавляющем большинстве случаев игнорируют большую часть таких требований, особенно при немногочисленном их составе.
Собрания участников тут могут проводиться в виде оперативных совещаний, деловых завтраков, электронной переписки – что в значительной степени упрощает принятие необходимых управленческих решений и служит повышению оперативности бизнес-процессов. Главным доказательством такого собрания является – протокол, надлежащим образом оформленный и подписанный участниками общества.
В принципе, действующее законодательство, а вслед за ним и арбитражная практика, «не возражают» против радикального упрощения процедуры собраний в непубличных обществах (видимо таким образом реализуя принцип стабильности оборота), опираясь при этом на соответствующие положения статей 184.1 ГК РФ и 43 закона об ООО, которые исключают признание решения собрания недействительным, если голосование участника не могло повлиять не его принятие, допущенные нарушения не являются существенными, а само принятое решение не влечет существенных неблагоприятных последствий для этого лица. Относительность понятия «существенность», а также правовая неопределенность «неблагоприятных последствий» — относят такие споры к тем, где крайне велико субъективное судейское усмотрение.
Одно из дел, где арбитражные суды абсолютизировали основания для отказа в признании недействительными решения общего собрания участников, дав им крайне расширительное толкования в условиях конкретного спора, дошло до СКЭС Определение № 305-ЭС16-18183 (А40-186993/2015).
Обстоятельства дела таковы – участник общества с долей в размере 25% решил инициировать общее собрание участников, уведомил второго участника (который тоже владел долей в размере 25%), правда с сильным нарушением сроков (сократив все процедуры до максимума). В Обществе был еще третий участник (владевший 50%) – некое ООО, которое незадолго до этих событий было исключено из ЕГРЮЛ в порядке, предусмотренном статьёй 21.1 ФЗ «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей».
Второй участник уведомление о собрании не получил (причины чего судами не были досконально выяснены), участник-инициатор собрания – самостоятельно провел это корпоративное мероприятие и принял важное решения о смене генерального директора Общества.
Рассмотрев, поданную вторым участником кассационную жалобу, СКЭС отменила судебные акты по делу указав, что суды допустили существенные нарушение норм материального права – проигнорировав грубые нарушения процедуры созыва собрания, не выяснив причины не получения вторым участником уведомления о собрании и, самое главное, не обратив внимание, что решения на собрании были приняты без необходимого (установленного законом) кворума.
Это последнее обстоятельство вызывает особый интерес, поскольку нижестоящие суды не смогли верно истолковать положения корпоративного законодательства в ситуации, когда один из участников Общества исключен из реестра по решению регистрирующего органа. СКЭС указала, что к подобного рода ситуациям применяются общие положения статей 23, 24 Закона об ООО – доля принадлежащая ликвидированному участнику переходит к Обществу и не учитывается при определении результатов голосования.
В приложении к рассматриваемому спору это означает, что Общество на момент проведения спорного собрания имело двух участников, владеющих равными долями и не один из них не мог самостоятельно ни провести собрания, ни принять соответствующее решения – отсутствовало соответствующее количество голосов.
Решение СКЭС по этому делу продемонстрировало предел лояльности к упрощению процедуры созыва и проведения общего собрания, которая заканчивается там, где начинают игнорироваться интересы других участников общества и недобросовестно нарушаются их основные корпоративные права – участие в управлении обществом.
«Длинное» корпоративное дело
Анализируя практику СКЭС по корпоративным спорам нельзя обойти стороной корпоративный спор длиною в несколько лет, который дважды побывал на кассационном рассмотрении в Верховном Суде.
Речь идет о деле №309-ЭС14-923 (А07-12937/2012). Предметом этого спора являлись несколько раз уточненные требования группы иностранных компаний, которые в общем виде можно квалифицировать как требования о восстановлении корпоративного контроля над дочерней российской компанией. Заявители считали, что при отчуждении долей российской структуры представитель иностранного участника (Компания Башкорт АБ) превысил свои полномочия. Кроме того, сделки по отчуждению долей российского общества были совершены по мизерным ценам, не отвечавшим реальной стоимости отчужденных активов, что являлось очевидной недобросовестностью, проявленной сторонами оспариваемых сделок.
При первом рассмотрении этого дела (Определение от 15.12.2014 года) СКЭС, отменяя судебные акты об отказе иностранным компаниям в заявленных требованиях, обратила внимание на необходимость оценки доводов о злоупотреблении правом, допущенным при совершении сделок, указав, что суды нижестоящих инстанций не дали этому надлежащей оценки).
Повторное рассмотрение этого дела в СКЭС (Определение от 07.04.2017 года) поставило давно ожидаемую точку в этом споре – дело разрешено не в пользу заявителей — им отказано в восстановлении корпоративного контроля.
Разрешая спорную корпоративную ситуацию, СКЭС сформулировала несколько важных правовых подходов, которые могут стать ориентиром для рассмотрения аналогичных корпоративных споров.
Во-первых, СКЭС четко указала на необходимость применения пункта 3 статьи 1202 ГК РФ при оценке действий представителя иностранной компании и объема его полномочий. В соответствии с указанной нормой иностранное юридическое лицо не может ссылаться на ограничение полномочий его органа или представителя на совершении сделки, неизвестное праву страны, в которой такой орган или представитель совершали сделку. Это правило действует за одним исключением – если другая сторона сделки знала или должна была знать о наличии таких ограничений (то есть действовала недобросовестно). Очень важный вывод, который является по сути рекомендацией как для иностранных инвесторов, так и для их российских партнеров при совершении различного рода сделок в РФ с участием иностранных компаний.
Кроме того, СКЭС в этом деле указала, что заявление о недобросовестном совершении сделки (по заниженной цене в ущерб интересам продавца и иных лиц) как основании для признания её недействительной на основании статей 10, 168 ГК РФ, должно быть обосновано в порядке, предусмотренном процессуальным законодательством. Одни лишь ссылки заявителей на принадлежащее обществу недвижимое имущество, а также указание на высокую балансовую стоимость такого имущества — не могут являться достаточными основаниями для признания сделок по продаже долей общества – недобросовестными. Многократное (как утверждали заявители) занижение стоимости должно быть подтверждено достоверным расчетом чистых активов ООО.
Интересно то, что заявители (иностранные компании) имея время и соответствующие рекомендации ВС (после первого рассмотрения дела в декабре 2014 года) и получив по сути второй шанс, так и не собрали необходимых доказательств отчуждения долей по заниженной цене, ограничившись общими заявлениями, что и стало причиной отказа в удовлетворении требований уже 2017 году.
Еще одним важным посылом этого дела является позиция СКЭС о том, что право на заявление исков о восстановлении корпоративного контроля имеют лишь те лица, которые таким контролем фактически обладали – владельцы долей общества. Любые иные лица, включая акционеров компаний (которым непосредственно принадлежали спорные доли), их кредиторов – такими правами не обладают. Этот вывод сделан на основании того, что восстановление корпоративного контроля, как реализация закрепленного в статье 12 ГК РФ способа защиты права (восстановление положения существовавшего до нарушения права) – может быть использован только лицом, ранее наделенным соответствующим правом.
Основные выводы
Анализ и изучение корпоративной практики ВС имеет важное значение, поскольку она не просто разъясняет порядок применения корпоративных норм, но по сути, определяет положение инвесторов – лиц, вложивших средства в соответствующие коммерческие активы (акции, доли в ООО) и рассчитывающих на правовую определенность и прозрачность корпоративных отношений. В этой связи, в качестве основных выводов, которые позволяет сделать текущая корпоративная практика СКЭС, с учетом изложенного выше, можно определить следующее:
- Учитывая, что корпоративное право – неотъемлемая и важная часть предпринимательских отношений, определяющая способ и форму участия в них, СКЭС вслед за отечественным законодателем, придерживается позиции ограниченного вмешательства во внутрикорпоративные отношения, исходя из того, что корпоративный конфликт должен разрешаться самими участниками корпорации с учетом диспозитивности соответствующих норм и исключения злоупотребления правом. Предметом спора в суде – могут быть только нарушенные права и интересы, участников корпоративных образований, но не разрешение личных противоречий инвесторов.
- Напротив, корпоративные споры, которые являются источником правовой неопределенности в отношении информации ЕГРЮЛ, что затрагивает права и интересы третьих лиц (а также публичные интересы), особенно если такая ситуация осложняется противоречивыми судебными актами – должны разрешаться до полного выяснения всех существенных обстоятельств и устранения возникшей неопределенности.
- Оперативность хозяйственного оборота и положения ряда законодательных актов весьма лояльно относятся к упрощению порядка и условий проведения общих собраний участников в непубличных обществах. Однако такое упрощение в отношении к корпоративным собраниям имеет свои границы и они обозначены неукоснительным соблюдением прав участника (акционера) на участие в общем собрании и свободное выражение своей воли в отношении вынесенных на обсуждение корпоративных вопросов. Суды обязаны в конфликтной ситуации проверить порядок проведения собрания на предмет обеспечения основных прав участника (уведомление, возможность ознакомления с материалами) и основных требований к самой этой процедуре (наличие кворума, ведение протокола, возможность и достоверность волеизъявления).
- Корпоративные отношения в своей основе имеют права на корпоративные активы (акции, доли), то есть отношения собственности. Реализация корпоративных прав (в частности на участие в управлении компанией) возможна только при доказанности наличия права собственности на корпоративный актив. Обязанность доказать право на такой актив, как и риски, связанные с отсутствием соответствующих доказательств, лежат на сторонах спора, при этом суд не может полагаться на косвенные доказательства владения такими активами при предоставлении сторонами противоречивых доказательств.
- Если сторона спора указывает на недобросовестность контрагента (или иного участвующего в деле лица), её заявление должно быть надлежащим образом подтверждено представленными доказательствами, причем теми, которые в соответствии со спецификой спора могут считаться – допустимыми и достоверными.
Дмитрий Морев, ведущий эксперт ЦРСП.